Князь Роман и Марья Юрьевна
 Ишше было во городи во Цари́гради, Ишше жил-то Роман да князь Иванович; Ай была-то княгина-та Марья всё ведь Юрьевна. Он ведь ездил, Романушко, в дальни города, Собирать-то он ездил дани-пошлины; Обратился домой только ненадолго-то, Опять прожил во гради тольке пол-месяца; Поезжаёт опять да во Большу́ землю, Во Большу-ту в землю́-ту он за пошлиной. Унимает Романушка молода жона, Молода его жона-то всё Марья Юрьёвна: «Ты не езди, Роман-от князь, во Большу́ землю, Очишшать-то не езди ты дани-пошлины, Дани-пошлины ты ведь всё прошлогодные, Што за те ли за годички всё за прошлые; Мне но́чесь мало спалось, много во снях виделось: У меня-то ведь будто да на право́й руки, Золотой от перстень у меня рассыпался». А не слушаёт Роман-от да князь Иванович, Он не слушаёт своей-то всё молодой жоны, Молодой-то жоны своей Марьи Юрьёвны; Отъезжаёт всё князь-от с широка́ двора. Че́рез дво́и-то ра́вно̀ суточки, Со восточню-ту было со стороночку Да со славного-то синя солона́ моря Там идёт-то три ка́рабля всё чернёныих Да приходят во гавань князю к Роману-то. Выздымают они всё флаки́ шелко́вые, Да мостят они всё мосты дубовые, Настилают всё су́кна-то одинцёвые. Тут приходит поганоё всё Идолишшо, Он приходит тут скоро к Роману-ту в полатушки, Во полатушки приходит всё в белокаменны, Он приходит со Васькой-то с Торокашком всё: Ишше знаёт ведь Васька язык русския. Говорит-то ведь Васька да таковы речи: «Ище где у вас Роман-от свет-Иванович?» Отвечает княгина-та Марья Юрьёвна: «Князь Роман-от у нас-то уехал во Большу́ землю, Очишшать же уехал-то дани-пошлины». Говорит-то ведь Васька-то таковы слова: «Ты пойдем-ко, княгина Марья Юрьевна, Ты сними у мня товары с чёрных ка̀раблѐй». Она стала-то всё у них выспрашивать: «Што у тя товар-от на чёрных ка́раблях?» — «У меня ведь товары-ти всяки-разные: Чёрны соболи у мня ведь есть сибирские, Ясны соколы у мня ведь есть заморские, Да шолки́-то у мня есть ведь всяки-разные, Ишше сукна у мня всяки-разноличные, Ишше всяки напитки, каки́ вам надобно». Набрала она много-то золотой казны, Золотой-то казны берёт несчётну тут. Говорят-то ей нянюшки-ти, матушки, Говорят-то вси-ти ее́ прислужинки: «Не ходи-ко-се, наша мила́ хозяюшка, Ише та ли княгина ты, Марья Юрьёвна! Увезёт тебя Васька Торокашка-та, Торокашка-та Васька-та сын Замо́ренин, Увезёт он тебя-то ведь за синё морё». Говорила она-то им таковы речи: «Я не буду сидеть, с им разговаривать; Откуплю скоре́ товары-то вси заморские». Говорят-то в глаза ёму всё ведь нянюшки: «Не торговать ты пришол, Васька, — воровать пришол! Увезти хошь у Романа-та молоду жону, Молоду-ту жону-ту да Марью Юрьёвну», Потихошеньку Марьюшка всё сряжается, Поскорёшеньку всё она собирается; Надеваёт на себя-то она кунью́ шубу, Ишше ку́нью-ту шубочку, соболиную, Да пошла-то она по мостам дубовыим, Да идёт она по су́кнам всё одинцёвыим; Как стречаёт её Васька Торокашко-то, Торокашка-та Васька сын Замо́ренин; Он стречат ей на палубу на хрустальнюю, Он ведёт ей в каюту-ту красна золота; Он нанёс ей товаров-то всяких-разныих, Говорит он ей сам-то да таковы речи: «Выбирай-ко в товарах-то, ты рассматривай; Я пойду-ту, схожу-ту скоро на палубу». Загляделась она-то да на товары-ти, Забыла оманы-ти всё ведь Васькины, Да не спомнила лукаства Торокашкова. Говорил он потихоньку всё матросичкам: «Постарайтесь вы, мла́дыи всё матросики: Не берите вы мостов, всё мостов дубовыих, Не трони́те вы су́кнов-то одинцёвыих, Вы откуйте потихонечко я́коря́ булатные; Увезём к цари́шшу мы Грубиянишшу, Увезёмте-тко Марью-ту за ёго заму́ж». Сам уходит опять скоро во каюту-ту. Отковали они ведь я́коря́ булатные, Подымали они-то ведь скоро то́нки па́руса́. Говорит-то княгина-то таковы речи: «Шчо ты, Васька Торокашко ты сын Замо́ренин! Ише шчо у вас чернён карабь пошевеливат?» Говорит-то ведь Васька сын Замо́ренин: «А припала-то с моря ведь всё погодушка; От того же ка́рабль у нас пошевеливат». Россчита́лась за́ три-то чернёны ка́рабли — Да за те она товары за заморские, Да сама она с Васькой всё распрошшалася; Как выходит на палубу на хрустальнюю, — Ише мать, родима своя-то да мила́ сто́рона! Будто белы лебеди только зля́тывают. Она тут-то ведь слѐзно взяла заплакала̀: «Уж ты гой еси, Васька ты, Торокашко ты, Торокашко ты Васька да ты Замо́ренин! Не торговать ты пришол, тольки воровать пришол». Как приходят к цари́шшу-ту Грубиянишшу. Да заходят во гавань-то ко царишшу-ту, Вызнимают на радости флаки шолко́вые. Недосуг тут царишшу-ту дообедывать! Он ведь скоро бежит да в ти́ху гавань-то, Он ведь скоро убират-то мосты дубовые, Он ведь скоро настилат да ковры новые, Да расшиты ковры были красным золотом; Он ведь скоро заходит на чернён ка́рабь, А берёт-то ей татарин всё за праву́ руку, Он за те ей за перстни всё за злачёные, Ишше сам он, татарин, всё усмехается: «Уж я кольки по белу́-то свету́ не хаживал, — Я такой тебя, красавицы, не нахаживал». — «Я хоть дам тебе, Васька всё Торокашко ты, Торокашко ты Васька да сын Замо́ренин, Подарю за твою тебе за услугушку Я-то три-то чернёных больших ка́раблѐй Со всима́ я тебе со матросами. Ты торгуй-ко поди чернёны вси ка́рабли, Ты поди-ко-се, Васька, на себя торгуй». Уводил-то ведь всё да Марью Юрьевну Во свои-то полаты всё во царские, Он поставил ведь стражу-то кругом дому-то, Он крепки́х-то везде да караульщиков, Он заде́ргивал окошечка вси косищаты Он железною частою всё решоткою. Повелось-то на радости тут почестён пир; Напивался цари́шшо-то всё поганое, Напивался до пья́на он зелёны́м вином, Напивался, собака, он пивом пьяныим. Как во ту ведь пору, всё было́ в то время, Как молилась ведь Марьюшка богу-господу Да пречистой царици-то богородици: «Сохрани меня, спаси ты, боже, помилуй-ко От того-то от татарина от поганого; Уж ты дай мне, господи, путь-ту мне способную — Хоть бы выйти на широ́ку светлу улицу. Я скочу лучше, я по́йду на Почай-реку, Ухожусь лучше пойду́ от своих я рук!» Не зглянётся поганому-ту татарину, Скоро за́спал татарин-от Грубиянишшо, Он крепки́м-то сном за́спал всё богатырским-то Как по божьёй-то было всё по милости, Да по Марьюшкиной было всё по участи: Напили́сь-то татара-та, все ведь за́спали. Как выходит она всё до караульщиков, Да дават им горстьём она красна золота; Ишше вси-ти ей скоро пропускают-то; Да пошла-то она да богу молится, По широкой пошла по светлой улици. По ее́-то было́ да всё по счастьицу: Да случилось в то время всё в полночь-время; Ишше спал-то цари́шшо ведь трои суточки. Не идёт, слезами больше уливается, А питается всякима она фруктами; Далеко́ она ушла у нас в трои суточки; Как приходит она всё ко Почай-реки: «Мне скочить мне-ка разве уж во Почай-реку, Утонуть-то мне разве от своих же рук? Не достанется мое-то хошь тело белоё Всё тому-то ли хоть татарину всё поганому. Сохранил теперь господь от ёго, помиловал». Обтирала свои она горючи́ слёзы́. Под глазами — ведь лодочка с перевошшиком; Говорит перевошшик ей таковы речи: «Ты садись скоре́ в мою-ту, княгина, лодочку; Я направлю тебя ведь на путь, на истину, Я на ту тебя дорожочку на широкую». Как дават перевошшику красна золота. «Мне ненадоть твоё-то ведь красно золото». Перевёз-то он ей да стал невидимо; Как открылась дорожочка ей широкая. Тут проснулся царишшо-то Грубиянишшо; Разнимает скоро он книгу́ волшебную: «Вы подите, возьмите — за Почай-рекой». Как пришли-то к Почай-реки по́слы посланы; Да текёт славна матушка всё Почай-река, В ширину-то текёт река, текёт широкая, В глубину-ту река очень глубокая. Говорят-то послы они таковы слова: «Уж мы скажем царишшу всё Грубиянишшу: Утонула, мы скажом, што во Почай-реки». А приехал Роман-от ведь из Большой земли; Он искал-то ведь ей да по всим городам; Подошол он войной ведь под царишша-та, Он прибил-то ведь со ста́рого и до малого, Самого-то царишша взял на огни сожёг; Ишше Васька-то Торокашко да на убѐг ушол. Ишше сам он воротился он во свой же град, Он во тот ведь во славной Ерусалим же град. Да прошло тому времени всё три годичка; Да на то ведь уж князь-от всё раздумался: «У мня нет теперь живой, видно, Марьи Юрьёвны!» Как прошло ведь тому времени ровно три года, Как задумал жениться-то князь Роман Иванович; Он сосватал себе тоже княженецку дочь. Он послал-то поле́сничка всё поле́совать; А полесничёк был он из простых родов, Из простых-то родо́в-то да был из бедности; Он стрелять-то послал его гусей, ле́бедей, Он пернащатых маленьких всё ведь уточёк. А приходит княгина-та Марья Юрьёвна, Да приходит близёхонько всё к поле́сничку; Как завидела она, видит, што мужской ведь полк, — Она села за ку́т, сама притули́лася, Говорила сама ёму таковы речи: «Уж ты гой еси, мла́денькой ты поле́сничёк! Ты подай-то мне своё-то хоть платьё верхнёе, Приодень моё-то тело на́гоё. Не ходи ты ко мне-то сам близёхонько, Уж ты дай-ко мне-ка ты приобдеться-то; Я сама-та приду-то да я тогда к тебе. Не убойся меня ты, бедно́ю погибшою, Не устрашись ты меня-то, бедно́й, бесчастною; Я ведь роду-ту, роду не простого-то, Я ведь роду-ту, роду, да роду царского, Уж я веры-то, веры-то православною́». Он ведь скоро скинывал-то да платьё верхноё; Она скоро одевала ёго платьицё, Она скоро идёт к полесничку на́ речи: «Уж ты здравствуй-ко, мла́денькой ты полесничёк! У тя нет ли чёго-нибудь подорожничков? Покорми ты мою-ту да душу грешную. Ты скажи-ко, полесничёк, ты какой, откуль». — «Я хожу-ту, хожу из Царя́града, Я стреляю хожу всё гусей, ле́бедей, Я перна́щатых всё стреляю уточёк Я на свадьбу-ту всё князю Роману-то». Говорит-то она ёму таковы речи: «Неужли́ у вас Роман-от князь не женился-то?» — «Некакой у нас Роман-от князь не женился-то; Ишше только вчерась он сосватался; А сёгодня-то будёт всё смотреньё-то, Ище завтра-то будёт всё венчаньицё». Как пришли они с полесничком на широкой двор, Да сказала она-то полесничку по тайности: «Ишше я ведь — Романова молода жона, Молода-то жона ведь я, Марья Юрьёвна». Наливаёт Романушко все полесничку, Наливаёт с остатку-ту пива пьяного, Говорит-то полесничек таковы речи: «Уж ты гой еси, Роман ты князь Иванович! Ты налей-ко моёму-то бедному товарышшу, Ты налей-ко ёму тольки мёду сладкого; Поднеси-ко-се, князь-то, да ведь как сам ёму», Ище князю-ту тут ему смешно стало: «Поднесу токо, уж я послушаю: Да при свадьбы живу-то да всё чужим умом». Подносил-то он ей да мёду сладкого; Выпивала она-то тут на единой дух Да спустила ёму перстень всё обручельнёй свой; Он увидел-то перстень да всё во чарочки, Он берёт-то ведь перстень да во праву́ руку, Прижимаёт он перстень к ретиву́ сердцу. «Ты скажи-ко-сь, скажи мне-ка, полесничёк, Ты ведь где-то, полесничёк, взял товарышша? Расскажите-ко мне-ко сушшу правду всю, Сушшу правду вы мне-ка всё наута́йную». Говорит настояшшой ему полесничёк: «Я скажу-то тебе-то правду, поведаю: Я нашол ведь в лесу твою-ту молоду жону, Молоду твою жону-то, княгину Марью Юрьёвну». Ишше тут-то ведь князь да обраде́л у нас; Он ведь брал-то ведь Марьюшку за праву́ руку: «Ты откуль-то пришла, откуль тебя бог принес? Заступили ведь-то ведь молитвы-ти Ищё всё попов-то, отцов духовных, Ишше всё наших причетничков церковных; Со слёзами за тебя-то они богу молилися». — «Ты бери-ко, бери-ко-се, мой полесничёк, Ты бери мою невесту всё обруче́нную! Не променяю-ту своей-то я молодой жоны, Молодой своей жоны-то да Марьи Юрьёвны». Повенчал-то он мла́дого всё полесничка На своей он невесты всё обруче́нныя, Становил-то всё мла́дого он полесничка Он к себе на двор главным всё предводителём, Тут повёлся почестен-от пир на радости Ище князю-то Роману по свиданьицу с ёго да молодой жоной, Ишше мла́дому-ту всё полесничку, А повёлся так пир с им вместе тут; Ишше князь-от Роман-от был всё тысяцким, Ишше Марья-то Юрьёвна всё ведь сва́тьёю, Овенчели мла́дого всё полесничка; Обдёржали они ведь всё по злату́ венцу, На двори у их жить стал главным предводителём. О князе Романе и двух королевичах Источник: https://www soika.pro/dok/bylinnye bogatyri rusi velikoi/rus samobjitnaja/ | |
|
| |
| Просмотров: 84 | | |
| Всего комментариев: 0 | |
|
| |